Вот и как я должна была на это реагировать? В моей внешности точно не было ничего птичьего! Хотя стоило ли ожидать, что слепой именно по внешности будет придумывать мне прозвище? Должно быть, такой я представлялась Гедеонову: маленькой, подвижной и суетливой.

Ладно, Птичка так Птичка, не худший вариант. Спасибо, что не курицей.

— А как он называет тебя? — полюбопытствовала я.

— Понятия не имею, но надеюсь, что Никитос — было бы по-братски!

Я сильно сомневалась, что Никита занимает в жизни Гедеонова именно братское место, но решила не портить его мечты.

Он снова замолчал, наблюдая за мной, а я перебирала цветочные ветви, высматривая те, что получше, складывала их, сравнивала запахи, выбранные цветы перетягивала нитками или тонкой проволокой.

— Ловко у тебя получается, — оценил Никита. — Конечно, вообще не так круто, как у той тетки, которая к нам раз в неделю приходит, но тоже ничего!

— Спасибо… наверное.

Я и без него знала, что мои скромные букеты — не чета творениям опытного флориста, но Гедеонов настаивал, чтобы я продолжала их делать, и мне это льстило.

— Завтра будет большая вечеринка, — сказал Никита.

— Да, Анастасия Васильевна предупреждала меня.

— Будет очень круто! Такие штуки тут балами зовутся — хозяин любит весь этот пафос. Хотя, наверно, не без причины, все нарядные придут, как елки рождественские. Тут ты столько звезд увидишь, что только успевай фоткаться!

— Я не уверена, что пойду.

— Ты нормальная вообще?

— Временами, — уклончиво ответила я. — Анастасия Васильевна сказала, что мне не обязательно присутствовать, я просто должна убедиться, что дом подготовлен к приходу гостей.

— Но тебе можно туда пойти, так воспользуйся этим!

Ему грядущий бал казался чуть ли не событием месяца. Может, так оно и было — жизнь в поместье, при всех своих преимуществах, порой становилась однообразной. Но я еще недостаточно заскучала, чтобы рваться туда.

Я не знала, что это такое, а потому опасалась. Может, это и правда элегантный бал, да только вряд ли. Видела я публику, которая к Гедеонову приходит! Все эти звезды, бизнесмены, политики — они привыкли к шумным тусовкам, и пока подготовка к празднику указывала, что так и будет.

Я все не могла понять, зачем Гедеонову это нужно. Он ведь любил тишину, в этом я не сомневалась: мне порой требовалось немало сил, чтобы по его приказу обежать дом и приглушить все звуки. А эта вечеринка будет полной противоположностью тишине — грохотом, воплями, визгами.

Хотя есть ли смысл в попытках понять Гедеонова?

Букет был закончен и отправился в прозрачную вазу. Мне он нравился, Никите — нет.

— Ну и что это за бабкин веник? — нахмурился он.

— Это полевые цветы.

— Убогие какие-то! Ты б хоть поучилась у флористки, которая у нас работает, что ли. Кому нужны эти веники, когда в саду такие цветы растут? Хочешь, я роз нарежу?

— Не хочу.

Мне стало обидно за букет — он такого не заслужил. Да, он был очень простым: скромная россыпь желтых цветочков зверобоя переплеталась с белыми облаками тысячелистника и яркими пятнами ромашек. Но все вместе это напоминало мне звездное небо, которое я так часто описывала Гедеонову во время ночных прогулок. Вот звезды, туманности, дымка поздних облаков и луна — вот же это все. Почему красота обязательно должна быть сложной, разряженной в шелк, стразы и кружево? Почему в ней не может быть скромного очарования естественности? Для меня оно существовало, для Никиты — нет.

Да и потом, главным достоинством букета был не его вид, а запах. Первой скрипкой тут стал зверобой, и в его запахе и правда было что-то аптекарское, чайное, бальзамическое — должно быть, поэтому Никите и вспомнились травяные сборы старушек. Но я постаралась уравновесить это горечью ромашки и сладким запахом тысячелистника — легким, как сахарная пудра. Общий аромат букета получился тонким и свежим, как запах свежескошенной травы. Закрывая глаза рядом с этими цветами, я видела перед собой одичалые луга, покрытые тысячелистником, ромашковые поля, лесные заросли и пологие холмы.

Никита видел веник. Каждому свое. Я понятия не имела, что подумает Гедеонов, но готова была рискнуть — мне почему-то казалось, что он поймет меня.

Внутренний эстет Никиты недолго держал оборону. Сообразив, что я не намерена менять букет, он просто махнул на меня рукой.

— Ну, как хочешь. Так ты придешь на бал, Золушка?

— Не уверена, что мне стоит там быть.

— Да приходи хотя бы на начало, посмотришь, что и как, уйти ты всегда успеешь! Или у тебя платья нету?

— Ты с таким видом спрашиваешь, как будто можешь свое одолжить! — усмехнулась я.

— Своего нету, не водится за мной такой привычки. Но могу ночью свозить тебя в город, когда у меня закончится дежурство.

— Не надо меня никуда возить, есть у меня платье. Кстати о дежурстве… Тебе разве не надо работать?

Я сильно сомневалась, что в день большого сбора гостей начальнику охраны дадут выходной. Никита подтвердил мои догадки:

— Надо, но это фигня, а не работа. Хозяин сказал, что покушений не будет, можно не напрягаться. Так что я буду искать тебя там, Птичка!

И он ушел, не дожидаясь моего ответа, уверенный в том, что я ни при каких обстоятельствах не смогу отказать ему.

* * *

Любопытство во мне все-таки победило осторожность: я пошла на этот бал. Мне действительно хотелось посмотреть, что же там такое будет.

Я не чувствовала никакого трепетного волнения а-ля «первый бал Наташи Ростовой», однако на душе у меня было неспокойно. Одна часть меня твердила, что это не мой круг, что на меня там будут коситься с высокомерием, а я такого не люблю. Другая часть, менее травмированная моим прошлым, такая же живая, как и раньше, хотела увидеть дом в торжественном убранстве, нарядных людей, перенять их настроение, почувствовать праздник. Да и возможность такого свидания с Никитой играла для меня не последнюю роль.

Я не соврала Никите, одно приличное вечернее платье у меня было — купленное в те времена, которые я теперь могла называть сытыми. На меня тогда еще здорово влияли модные журналы, и я свято верила, что у каждой приличной девушки должно быть маленькое черное платье.

Это теперь я понимаю, что каждой приличной девушке гораздо выгоднее иметь близких людей, которые не всадят ей нож в спину.

Тогда черное платье мне не пригодилось, я даже на вечеринки не ходила, не то что на балы. Я только сейчас сняла с него этикетку! Платье было элегантным, скромным и очень простым. Я боялась, что оно мгновенно выдаст во мне прислугу, и я буду слишком сильно отличаться от гостей.

Но беспокоилась я напрасно: мне хватило одного взгляда на зал, чтобы понять — тут все одеваются кто во что горазд. Серьезно, платья из дорогущих бутиков ничем не отличались от тех платьев, которые мои подруги-студентки покупали на рынке. Нет, тут хватало необычных вещей, стильных, удивительных, обворожительных — их можно было показывать художникам, рисующим мультики про принцесс, для вдохновения.